Кто-то когда-то сказал мне:

- Поосторожнее с молитвами - о чем попросить, то и получишь.

Я подумал об этом, сообразно своей маленькой роли ввинчивая Фоккер-Д7 в кутерьму масштабной массовой сцены воздушного боя в фильме “Фон Рихтгофен и Браун”. Когда мы разрабатывали схему мелом на доске в комнате для совещаний, все выглядело прилично и вполне безопасно. Но теперь, в воздухе, стало страшно: четырнадцать истребителей-копий, сбившихся в кучу в крохотном кусочке неба, каждый за кем-то гонится, кто-то теряет ориентацию и слепо несется сквозь эту свистопляску, цветные блики солнца на раскрашенных во все цвета радуги поверхностях крыльев и фюзеляжей, частые хлопки двигателя Пфальца, невидимо проносящегося где-то под тобой, исчертившие небо дымные трассы и плотный ветер, густо напитанный запахом пороховой гари фейерверков.

В то утро в живых остались все, но я по-прежнему содрогаюсь от одной только мысли о молитвах. Потому что самой первой моей журнальной статьей, написанной двенадцать лет назад, была статья, в которой я молился, прося для тех из нас, кто учился летать на самолетах с закрытыми кабинами, возможности взять напрокат машину с открытым кокпитом - просто так, развлечения ради - “ ...и полетать на Фоккере-Д7 с полутора сотнями вполне современных лошадок в носу”. Так там было написано, и теперь - вот он я - летный шлем, очки и шарф - пилот желто-сине-бело-зеленого аэроплана, на фюзеляже которого красуется надпись “Роіс.07”, выполненная самым настоящим оригинальным шрифтом - в точности, как писали тогда, во Времена Первой мировой. Я возвратился со съемок домой, имея за плечами сорок часов на Фоккерах, Пфальцах и СЕ-5. Все, чего я просил в своих молитвах, исполнилось, причем настолько полно, что впечатлений от подобного рода полетов мне теперь хватит надолго.

Спустя несколько лет после того, как я помолился о Фоккере, мне как-то довелось полетать 'на Малютке Джей-3 Криса Кзгла, в Мерседском аэроклубе. Крис только на своей Малютке налетал часов, я полагаю, не меньше тысячи. Он показал мне, как летают со скоростью меньше мили в час, и много других фокусов - как эту штуковину крутить вокруг оси, как на ней делать петли... Я смотрел через открытую дверцу прямо вниз - похожие на пышненькие пончики шины, земля под ними - и думал о том, какой зто замечательный аэроплан, и о том, что когда-нибудь, ей-богу, я тоже заведу себе Малютку Сегодня у меня єесть такой самолет - все, как положено - похожие на пышненькие пончики шины, и дверцу в полете можно открыть. Я выглядываю вниз и вспоминаю: честное слово, все так и вышло, я получил то, о чем молился.

Раз за разом я наблюдаю за тем, как это случается - в моей собственной жизни и в жизни других людей. Я уже почти устал искать человека, который не получил бы того, что просил в молитвах, но так никого до сих пор и не нашел. И я твердо верю: все, что облечено нами в форму мысли, раньше или позже дается нам в ощущениях, делаясь реальностью.

Как-то в Нью-Йорке я познакомился с девушкой. Она снимала жилплощадь в многоквартирном доме в Бруклине - среди старого растрескавшегося бетона, среди безысходности и страха, среди захлестнувшего улицы наглого и дикого насилия. Я поинтересовался, почему она не уедет, не переберется куда-нибудь в Огайо или в Вайоминг - на природу, подальше от больших городов, туда, где можно вздохнуть свободно и где она впервые в жизни смогла бы дотронуться рукой до дикой травы.

- Не могу, - ответила она, - потому что не знаю - каково там, в глуши.

А потом она сформулировала одну очень честную и почти мудрую вещь:

- Неизвестное, с которым я могу столкнуться где-то там, страшит меня, по всей видимости, больше, чем то, что окружает сейчас и здесь...

Уличные погромы и грабежи, мерзость нищеты, потная сардиноподобность в толпах забитой людьми подземки - все же лучше, чем неизвестность. Такова была ее молитва. Исполняется все. и потому в каждый момент жизни у нее есть только то, что уже было раньше. Ничего нового, ничего неожиданного, ничего неизведанного.

Я вдруг понял совершенно очевидную вещь: мир таков, каков он есть, лишь потому, что именно таким мы желаем его видеть, и только изменением наших желаний изменяется мир. О чем молимся, то и получаем.

Вы только взгляните вокруг. Ежедневно следы прошлых молитв стелются перед нами, и все, что нам нужно, - слегка наклониться и осторожно ступать по ним, делая шаг за шагом. Шагов, приведших меня к моему Фоккеру, было много. Когда-то -много лет назад - я помог одному человеку с журналом и так с ним познакомился. В его молитвах были старые аэропланы, и бизнес, и кинофильмы. В ходе одной из сделок с киностудией ему посчастливилось приобрести целый воздушный флот, состоявший из истребителей Времен Первой мировой войны. Узнав об этом, я сказал ему, что в любой момент готов стать пилотом одной из его машин, если это потребуется. Мне был предложен шаг, и я его сделал. Через год ему понадобились два американских летчика, чтобы летать на Фоккерах в Ирландии. Когда он позвонил, я бьл уже готов завершить путь, начатый молитвой моей первой статьи - о Фоккере-Д7.

Время от времени, когда несколько лет назад я странствовал по Среднему Западу, катая людей за плату, кто-то из пассажиров говорил мне с тоской в голосе:

- Как здорово ты живешь! Полная свобода - отправляешься куда захочешь, когда захочешь... Честное слово, мне бы тоже так хотелось.

- Так в чем же дело? Присоединяйся! - предлагал я. - Ты можешь продавать билеты. следить за тем, чтобы люди из толпы не оказывались перед крыльями, помогать пассажирам пристегиваться на переднем сиденье. Может быть, мы сумеем заработать на жизнь, может быть - вылетим в трубу, но в любом случае - добро пожаловать, Присоединяйся!

Я говорил это совершенно спокойно. Во-первых, потому, что вполне мог позволить себе пользоваться услугами продавца билетов, а во-вторых - я знал, какой последует ответ.

Сначала - молчание, потом:

- Ой, спасибо, только знаешь, мне тут как раз работа подвернулась. Если бы не работа, я бы...

И это говорило о том, что каждый тоскующий вовсе не тосковал и в молитвах своих просил отнюдь не свободную жизнь бродячего летчика, а вполне надежное и основательное рабочее место. Как та девушка, которая молилась о том, чтобы не лишиться жилплощади в Нью-Йорке, а не о траве в Вайоминге или о чем-нибудь другом - неизвестном и непознанном.

В полете я время от времени возвращаюсь к мысли об этом. Мы всегда получаем то, о чем молимся, нравится нам это или нет. и никакие извинения, никакие оправдания не принимаются. и с каждым новым днем наши молитвы все упорнее и упорнее превращаются в факты нашего собственного бытия -мы становимся теми, кем больше всего хотим стать.

И мне кажется, что это - вполне справедливо. Во всяком случае, я бы не сказал, что мне не нравится то, как устроен этот мир.